Чаптер тхрее.
Ночь милосердно укрыла поле битвы.
Теперь сцена освещалась луной, цветом похожей на желток безнадежно протухшего яйца. Ее свет, преломляясь в атмосфере, отравленной химикатами и взаимной ненавистью, тоже не знал покоя – он то становился черно-белым, то синюшным, то уходил в коричневатую сепию… В довесок ко всему вокруг неба то и дело пыталась образоваться рамочка-паспарту – это забавлялись ночные фотографы.
Ночью война затихала – цифровикам не хватало чувствительности и шумы сводили на нет любые потуги снять что-то более менее пристойно. Пленочный лагерь чувствовал себя гораздо более уверенно, но воевать они прекращали – странное это было время – ночь.
Ночью появлялись странные твари, крити – птицы, похожие на помесь шляпы фасона «Федора» и марабу. Огромные крылья, шеи, лишенные перьев и цветом напоминающие прямую кишку двухнедельного утопленника. Кривые когтистые лапы, щетинистые зады, грязные клювы, животы, раздутые газами – это помогало им летать… Крити питались фотопадалью, играя роль критиков. Маленькие слезящиеся глазки не различали цветов, красные наросты на лысой голове наливались сизой кровью всякий раз, когда они видели что-то, напоминающее фотоснимок. Ходило поверье, что эти твари – души проклятых фотографами бильд-редакторов и жадных владельцев галерей.
Со скрипучим кулдыканьем валились они с небес на фотографии, в изобилии оставленные на нейтральной полосе воюющими сторонами, разрывали когтями снимки на трети, гадили на бюджетные объективы и сплевывали отрыжку на цифровые камеры. Их постоянно пучило, особенно при виде закатов и пейзажей – струя газов зачастую была настолько мощной, что развопившуюся в радостном предвкушении тварь сносило далеко в сторону от выбранной жертвы. Особо наглые и безбашенные залетали даже в окопы, дерзко пытаясь вырвать крючковатым клювом камеры и снимки прямо из рук.
Вот один из стервятников спикировал прямо к позиции молодого бойца с Найконом Куль пикс на шее, закрепился на бруствере и с осанистой гордостью, свойственной падальщикам, начал невнятно болботать, важно прохаживаясь туда-сюда. Если напрячь слух, можно было даже различить слова: «Говнофото, наивность, нафига, думай, композиция, попса…». Когда балбыкание достикло пика, тварь кинулась, разинув клюв, на камеру… от грязных перьев воняло, как от ворот ада. Боец оказался неробкого десятка – красиво поддев дряблое тельце стервятника «берцем» он отправил странную птицу в неуправляемый полет вдоль линии фронта. Крылья хлопали в воздухи как полотенца, вывешенные на просушку на ветер, глотка хрипло вопила про устои и права человека...
Нет, воевать ночью было положительно неудобно. Длинные выдержки, почти обязательные триподы… это скорее было временем для отдыха, нежели временем для битвы.
По обе стороны люди разжигали костры, готовили еду. Кто то вынул гитару и запел «Учили меня отец мой и мать, любить так любить, стрелять так стрелять !». «Ать-ать-ать…ять-ять-ять !» понеслось эхом, постепенно теряясь в постукивании движков генераторов, питавших огромные софиты, освещавшие позиции. Напитки алкогольные и нет потекли рекой. Вкусно запахло кофе. Кто то засмолил «косячек», кто-то раскуривал трубку.
Где то за границей света и тьмы хлопали крылья и звучно бухали пинки – это мародеры сгоняли стервятников. Мародерам было все равно – пленка, цифра… Лишь бы поиметь за треть цены камеру бойца, оглушенного битвой. С полными рюкзаками уйдут мародеры в свои мрачные лавки. К утру очищенные от кала камеры выстроятся на полках комиссионок или попадут объявлениями в раздел «Продам» газет и сайтов. Главное убедить молодого обескураженного фоторафа в том, что камера его – полное гуано и стоит не больше пачки памперсов.
Сполохи студийного света вспыхивали на горизонте, как бесшумные отсветы канонады – это ковалось новое оружие для следующей битвы. Ню и портреты, натюрморты и реклама… все сгодиться. В лагере цифры новичков обучали фотошопу, в лагере пленки – учили правильно заправить пленку в бачёк и правильно крутить потом, чтобы химикаты попадали на эмульсию равномерно.
Вокруг костров рассказывались самые невероятные истории и обсуждались самые чудовищные сплетни. В сотый раз поднимались слухи о неземной крутизне матриц с активным жидкостным охлаждением в стане цифрофотографов, грезили о скором отказе от «цифры» ведущих производители фототехники в стане ортодоксов аналоговой фотографии. Под покровом ночи многие бойцы перебегали из лагеря в лагерь – кто-то разочарованно бросал свой цифровик, кто то, соблазнившись экономией, переходил в стан вчерашнего врага. Конечно, было ядро непримиримых, со своими лозунгами. Секты илфордистов, группировка непримиримых никонистов, сообщество беззлобных зенитовладельцев… их группировок было много – и они частенько сшибались между собой. Так, например, олимпусоводы старались поглумится над сонипоклонниками, кэнонисты и от цифры и от пленки лениво ненавидели никониацев, те и другие презирали минолтоманов… не было мира в этой части Галактики и те немногие, кто искал его – пали жертвой злобных ортодоксов. Заклеймить врага миррой, распять на снимке кирпичной стены – кто откажется от возможности хоть на миг почувствовать себя носителем Истинного и Единственно Правильного Аппарата?
Нет, ночью стоило держаться поближе к свету – у костров рассказывали леденящие душу истории о настоятелях культа многоротого незатыкающегося бога Шизы, покровителя коммунальных кухонь, базарных склок, троллейбусных перепалок, бытовых убийств, желтой прессы и митингов. Храм Шизы был где там, за холмами, куда тянулся по небу клин жалобно позвякивающих перелетных больничных уток, ищущих подходящее место для ночлега. Поговаривали, что настоятели культа, сжигаемые изнутри безжалостным огнем как минимум двух высших образований, охотились по ночам за теми, кто отошел от коста отлить и насмерть разносили в клочья любые зачатки личности и гордости, подвергая несчастного обструкции, остракизму и уксусной иронии. Только закаленный в дискуссиях с шестиклассниками учитель русского языка смог выйти из схватки живым, всего-то лишившись дара речи. Его держали теперь в звуконепроницаемой палатке – любые звуки связной речи вызывали у него неудержимые судороги, а от печатных текстов он начинал жалобно плакать.
Пользовалась популярностью легенда о том, что иногда в особенно безлунные ночи можно было видеть самого Модератора. Устало он обходил поле битвы, кто то из свидетелей явления утверждал, что видел слезы на его лице, а кто то клялся всеми святыми, что слышал его смех. Самых юных и буйных пугали рассказами о тех, кто осмелился усомниться в реальности Модератора и теперь сгинул – проклятый Всевышним ай-пи и окаменевший ник канул куда-то в преисподнюю мира. Был Модератор по одной версии четырехметрового роста – а по другой – маленьким скукоженным карликом ростом с молочный бидон... никто не знал наверняка, а тем кто знал - не верили, ибо слишком неправдоподобно они описывали свое знание.
____________________________________________________
Продолжим ? ;)