"ХОДИТЬ ПО ЧАЙНА ТАУН, В ПОИСКАХ ЖАРЕННЫХ СОБАК, НОЧЬЮ" НЬЮ ЙОРК

сони707, 2002год /старый фото-сундук с 300 дисками/...открывайте! разглядывайте! На дне. Женщины, опиум и туристы Чайна-тауна Заголовок предполагает описание какого-нибудь заокеанского злачного места. На самом деле оно располагалось в Манхэттене. В начале прошлого века одним из самых популярных туристических мест нашего города был Чайна-таун, славный своими опиумными курильнями, публичными домами и вообще праздничной атмосферой, недоступной другим городам и странам. Эта атмосфера сохранялась на протяжении многих десятилетий благодаря тому, что опиум свободно продавался в аптеках, а что до женщин, то представительницы древнейшей из профессий по сей день умеют зарабатывать на кусок хлеба, невзирая ни на какие гонения властей. Центральной опиумной аптекой Чайна-тауна была аптека Olliffe’s, расположенная в доме №6 по Боуэри. Основанная в 1805 году, она считалась самой старой из действующих аптек США. Через сто лет после своего открытия она снабжала опиумом массу курилен, которые часто располагались либо за, либо над действующими здесь ресторанами и пивными. При этих же заведениях трудились девушки, внешний вид которых определялся рангом заведения. Скажем, в доме №9 по Боуэри располагался бар такого низкого пошиба, что у него даже не было названия. Современник, описывая это место, сообщал, что здесь собирались самые пьяные матросы и самые старые проститутки. Что может быть страшнее этого? В доме №25 находилось заведение под названием «Морг». В доме №57 располагался респектабельный публичный дом, владелицу которого звали Лотти Бриллиант. Своим прозвищем мадам была обязана бриллианту, который был вставлен у нее в... передний зуб! Представьте только, с какой сияющей улыбкой она встречала дорогих клиентов! Поток, направлявшихся сюда туристов, был настолько большим, что в Чайна-тауне появились свои гиды. Они водили гостей Нью-Йорка смотреть на курильщиков опиума, рекомендовали бордели с самым качественным живым товаром и рестораны, где можно было посидеть рядом с мафиози, до того, как на них наденут наручники. Хм, а вдруг это были не мафиози? Если у человека были какие-либо сомнения, он имел полную возможность тут же на месте развеять их. Буквально подойти к интересующему его типу, и задать вопрос в ладах ли он с законом. Что интересно, хотя район был китайским, одна из орудовавших здесь банд – банда Истмана, была еврейской, вторая – файвпойнтерс – ирландско-итальянской. Ничего удивительного в этом не было. Рядом с Чайна-тауном располагался еврейский Ист-Сайд, а недалеко от него – Литл-Итали. Соответственно еврейские и итальянские заведения вторгались в китайскую зону. Одно из них Pellhem Cafe располагалось на крохотной, всего в два квартала, Пэлл-стрит. Один ее конец упирался в Боуэри, второй – в Мотт. Рестораном с курильней и отдельными номерами на втором этаже владел Нигер Майк. Майк был таким же нигером, как мы с вами. Его звали Моней Шальтером, и он прибыл в Новый Свет в многомиллионном потоке восточноевропейских евреев. Моня прославился в двух сферах. В официальной он устраивал у себя в заведении встречи местных политиков с теми, кто нуждался в их услугах и готов был их щедро оплачивать. В неофициальной сфере он считался мастером создания алиби. Когда начинающему уголовнику предстояло идти в суд, Моня находил ему «маму» из числа знакомых проституток. В зависимости от обстоятельств та либо рыдала перед судьей, ссылаясь на тяготы жизни, которые толкнули сына на скользкую тропинку, либо же обещала выпотрошить из кровососа душу, если только его отпустят домой. Иногда случались накладки. Когда отрок был, скажем, еврейских кровей, а мать – итальянских, и это было видно невооруженным взглядом. Но, согласитесь, в каком бизнесе не случаются ошибки?! Pellhem Cafe было также известно в качестве места с танцплощадкой, чернокожим тапером и поющими официантами. Один из них – Изя Балин, которому тогда исполнилось всего 17 лет, прославился тем, что на ходу переиначивал слова популярных песен, причем активно пользовался нецензурной лексикой, что производило неизгладимое впечатление на публику. До того, как занять пост поющего официанта, мальчик трудился в рядах так называемых баскеров, подростков, которые пели в местных кабаках, рассчитывая только на доброе отношение к себе хмельной публики за столиками. Такое же неизгладимое впечатление на туристов производили захаживавшие сюда дюжие молодчики Монка Истмана и их итальянские и ирландские коллеги из числа файвпойнтеров. Борделем на втором этаже заведовала мадам по прозвищу Герти. Поскольку она была знаменитостью, то в ее работу входило возлежание в кимоно на подушках с опиумной трубкой на виду у любопытных. За то, чтобы взглянуть на китайскую бандершу, туристы платили по 50 центов. Заведение было настолько значительным на неофициальной туристской карте Чайна-тауна, что как-то раз его посетил адмирал военного флота ее величества принц Луи Баттенбергский, который являлся родственником короля Эдварда VII. Принц зашел в ресторан, чтобы посмотреть как выпивает, закусывает и веселится простой народ. Этим посещением он хотел завершить вечер, который провел в обществе нью-йоркского миллионера Огюста Бельмонта, вошедшего в историю нашего города в качестве создателя первой городской подземки. В тот день, 8 ноября 1905 года, знаменитости пообедали вместе, посетили шоу в театре «Критерион», а ближе к полуночи направились в сопровождении местного гида в Чайна-таун. Надо ли говорить, что следом за принцем и миллионером следовала толпа репортеров, которые в деталях описали визит. Почетных гостей встретил лично Моня Шальтер, любезно предложивший им и их спутницам выпить за процветание его заведения. Ясное дело, за счет заведения. Затем тапер по прозвищу Профессор Николсон исполнил популярную мелодию «Играй оркестр, пришел моряк!» После этого гостям была представлена знаменитая пара поющих официантов, одним из которых был упоминавшийся выше Изя Балин. Пара исполнила сентиментальную балладу, текст которой на следующий день появился в местной прессе: В этом печальном городе нечем заняться, Разве только пойти да пошляться! Все угрюмы, все жизнью согнуты, Никто не уделит тебе и минуты! Все что получишь – насупленный взгляд, Как же я этому месту не рад! Принц вежливо похлопал и заказал себе пива, вручив Изе плату и накинув десять центов на чай. Юный певец поклялся, что повесит эти десять центов в рамку, которая украсит одну из стен кафе. Зарабатывая семь долларов в неделю, он мог легко пойти на такой расход. В течение нескольких дней имена Изи и принца Луи Баттенбергского соседствовали на первых страницах нью-йоркских газет. Говорят, что это был первый тревожный укол славы, который испытал паренек. И этот укол подтолкнул его к тому, чтобы вырваться из гетто, в котором он вырос. Еще работая в Pellhem Cafe, первую песню своего собственного сочинения он подписал новым, более презентабельным именем. Песня была скоро забыта, но всего через несколько лет ее автор стал одним из самых популярных и высокооплачиваемых сочинителей популярных песен Америки. Его имя было Ирвинг Берлин.