Цитата:от: ЮRA
прикол: в обеих фотах есть одна одинаковая деталь
Виктор Конецкий
"Петр Иванович Ниточкин к вопросу о квазидураках"
Рокот мотора затих, близко зашуршали шины по гравию, и прямо перед нами выдвинулось из зарослей бурьяна и горчицы блестящее крыло полицейского «лунохода». Вероятно, для опознания с вертолетов или из космоса на крыше его, кроме вращающихся синего и красного устройства, был еще огромный белый номер «611», а всевозможные мелкие номера и надписи располагались по периметру. За рулем же располагался детина из тех, кому кровати строят по заказу, а гроб таким вообще не требуется, потому что, на мой взгляд, подобные детины никогда не дохнут — даже и при собственном желании. Во лбу детины горела здоровенная металлическая блямба с гербом Филадельфии.
Пистолета тридцать восьмого калибра видно не было, так как он его еще не достал. Детина жевал жвачку и смотрел куда-то мимо нас. Из его «лунохода» доносилась через открытое окно музыка. Я воспринимал ее как реквием, хотя это было что-то более современное, типа: «Я рожден, чтобы задать вам перца!»
Холодный ветер стонал в Монблане железа за нашими спинами.
С потревоженной колесами прошлогодней растительности осыпалась труха.
— Шериф? — промямлил химик одними губами.
Полицейский же и я молчали.
Вообще-то, существует простое правило для того, чтобы не дать повода для общения с вами незнакомому человеку — ну, например, пьяному на трамвайной остановке или полицейскому в чужой стране. Никогда не глядите им в глаза. Это простецкое правило, как и все вообще правила, нетрудно запомнить, но мучительно выполнять.
Шериф жевал резинку и тянул резину замечательно. Он чувствовал себя полностью в своей американской тарелке, тем более что их автомобиль — это уже и не средство передвижения, а служебный кабинет на колесах с тормозом или гостиная с карбюратором на амортизаторах.
Полицейское молчание, извиваясь, тянулось к нам, ощупывало нас шершавым хоботом мамонта, пощипывало потаенные бугорки и прыщики в дальних и темных закоулках наших душ.
— Скажите ему что-нибудь! — прошептал изнемогающий химик.
— А чего ему говорить? — прошептал я в ответ.
— Ну, поздравьте его с праздником! — прошептал изнемогающий химик. — Какой у них праздник?
— Заткнитесь! — прошипел я, не разжимая зубов.
Но ученого, наоборот, вытошнило со страху полным запасом его английской грамматики и американских слов:
— Гуд бай хау ду ю ду олл райт, сэр!
Полицейский детина даже перестал жевать резину, потом спросил:
— Шведы? — и плюнул изжеванной жвачкой в ближайший «кадиллак» с мощью пневматического ружья или аэродинамической трубы. Розовый комок жвачки расплющился на «кадиллаке» в пленку микронной толщины.
— Что он говорит? — спросил химик, сжимая мое колено.
— Он спрашивает, шведы мы или нет, — объяснил я химику.
Меня сильно тянуло стать шведом. Кандидат, оказывается, испытал то же извращенное желание.
— Скажите, бога ради, «да»! — пробормотал он.
— Русские! — сказал я, потому что не мог так уж сразу стать Мазепой и продать предков.
— Бродячую собаку здесь не видели? — спросил полицейский с невозмутимостью мамонта, которого только что извлекли из вечной мерзлоты.
— Нет, парень, — сказал я, с исключительной волей продолжая прятать глаза, только теперь я упер взгляд в далекую рекламную женщину.
— Извините! — вежливо сказал полицейский, очень длинно выругался, и его автомобиль тихо, как взбесившийся карибу, прыгнул из сорняков на дорогу и исчез за поворотом со скоростью молоденького привидения.
— Что он сказал? — спросил кандидат наук.
— «Почеши свой зад разбитой бутылкой», — перевел я полицейское ругательство со вздохом облегчения.
